МОРСКОЙ ВОЛК СТАВРОПОЛЬЯ

 

То, что он станет военным, Владимир Горячев знал всегда.  Да и кем еще, если первыми детскими воспоминаниями его были скрип офицерской портупеи, шероховатое прикосновение к щеке отцовской шинели, блеск звездочек на погонах и разговоры, разговоры, сплошные разговоры о службе. И  почему-то никогда о войне. Хотя отец его, Евгений Яковлевич Горячев,  за боевые заслуги был награжден многими орденами и медалями. Было что вспомнить ветерану - сначала командиру отделения разведки воздушно-десантной бригады, а потом офицеру мотострелкового полка, но он придержал разговоры до тех времен, когда сын надел погоны, когда стали они  говорить на одном, им обоим понятном языке.

Его мать, чья жизнь прошла на чемоданах и в вечном обустройстве неприхотливого гарнизонного быта, желала горячо любимому сыну иной, чем у мужа, доли. Хотелось  Валентине Сергеевне увидеть сына степенным, оседлым и почему-то обязательно инженером-конструктором. Что-то притягательное находила она в этой профессии. Но как эти мысли внушить парнишке, который и в танк успел нырнуть, и на стрельбище отличиться,  и на плацу с солдатами шаг отчеканить? За шиворот волокла она сына в музыкальную школу, а он оттуда бегом на улицу, где футбол да хоккей, где друзья-приятели, где в соседнем дворе дети пограничников, которых так весело обстреливать тухлыми яйцами. Хулиганом Владимир Горячев не был, но проказил охотно, как и  все сорванцы его возраста, и мать, обреченно покачав головой, с надеждой оборачивалась на младшую дочь, которая действительно стала потом инженером.

А Владимир, естественно, уже через день после выпускного школьного вечера подал документы в военное училище. Неестественным было одно: он, никогда  не видевший моря, неожиданно для всех выбрал военно-морское училище.

- До сих пор не могу объяснить этой свой поступок, -  пожимает плечами Владимир Евгеньевич,  - ведь в детстве я больше об авиации подумывал, но никак не о море. Только о выборе своем потом  никогда не жалел.

Киевское высшее военно-морское политическое училище было еще новым. Курсанты своими руками строили  казармы, столовую, учебные корпуса. Владимир, как и все, сидел на лекциях, рыл окопы, бегал за танками, стрелял. И мечтал скорее выйти в море.

И вот после первого курса - Черное море! Крейсер “Ворошилов” - красивый, огромный!  На корабле три тысячи помещений, все в новинку, все интересно. Над головой - солнце, в лицо – ветер и кругом, куда взгляд ни брось, вода: то зелено-солнечная и спокойная, то тяжело-свинцовая, волнами. И серебристый бок пойманной рыбы, и соль на загорелых плечах, и разбивающиеся о корму брызги. Романтика! Плохо одно - морская болезнь. Ох, и скручивала она новичков, ох и изводила!  Когда сутками, неделями, месяцами в иллюминаторе покачиваются небо, вода, небо, кажется, что сходишь с ума. И до скрипа зубов хочется обычной земли - твердой, устойчивой, с зеленой травой.

Но человек привыкает ко всему. И вот уже Горячева ждут Балтика, Гибралтар, Босфор, потом экзамены, новенькие офицерские погоны и восхищенные взгляды девушек, что стайками кружились возле бравых парней в черных с иголочки формах и франтоватых фуражках с белыми тульями. Свобода! Хотя какая у служивого свобода?! Одни приказы.

Сначала отслужил три года на большом противолодочном корабле “Образцовый” на Балтике.  Экипаж - три сотни человек и чуть ли не половина матросов старше его, новоиспеченного лейтенанта. А он ими должен командовать, он - секретарь комсомольской организации, он должен знать и уметь все.

- Так не бывает! Никто сразу не может знать всего! Не зазорно напрямую спросить у младшего по званию, чем глупо демонстрировать свою независимость, - убежден Владимир Евгеньевич. - На флоте служат нормальные мужики. Если ты к ним уважительно отнесешься, то и тебя примут.

Два похода по девять месяцев - испытание не для слабых.  Вахта, качка,  иностранные порты, любопытные взгляды, непонятный гомон разноязычной толпы, настороженность, а потом снова качка, снова вахта и тоска по дому.  Хороша заграница, заманчива, только чужая она, непонятная. Не смог бы там прижиться Горячев, не смог бы стать своим. Тем более что дома, на берегу, ждала его семья, две дочки.

 - Напряжение в походе колоссальное. Время тревожное, война в Египте. Случались у нас и облеты американцев, и разведка под носом, и фотографирование. Мы, конечно,  старались на рожон не лезть, но ко всему были готовы

Трудно сказать, что чувствовал Горячев-старший, когда Владимир Евгеньевич показал ему свою первую награду - медаль “За боевые заслуги”.  Немногословен и сдержан он был от природы, и только взгляд выдавал переполнявшую ветерана гордость.

После этого была Военно-политическая академия им. Ленина.  Три года Горячев прожил в Москве, три года “отдыхал” от моря. А потом сунул академический диплом в китель, схватил чемоданы - и айда на новое место службы.  А оно на другом конце страны.

Тихоокеанский флот, крейсер “Адмирал Лазарев”. Командир в длительной командировке во Вьетнаме. Команда - тысяча человек, сплошные головорезы. Все офицеры списаны с других кораблей, на лейтенантских должностях капитаны.  В глазах матросов – вызывающий прищур. А Горячеву всего 30 лет, он замкомандира корабля по политчасти и практически один в “поле боя”.

Вот тут и сказался в нем отцовский характер, горячевская фамильная упертость. Одних буянов он на гауптвахту сдавал, других, наоборот, оттуда извлекал. Около сорока человек под следствие отдал, почти столько же - спас. Кулаки распускать никому не позволял, на вопрос какими методами, - отмалчивается.  Был  случай, когда ему несколько суток пришлось самому стоять на камбузе. Трудно поверить, но через два года его корабль второе место в соединении занял.

После такой проверки на прочность Горячеву уже ничего не было страшно. Должности  сменяли одна другую:  замначальника политотдела бригады, начальник политотдела бригады охраны водного района. Отец принимал продвижение сына по службе с удовлетворением и однажды сказал ему: «Все, теперь  не имею права тебя воспитывать».

Полюбилась  Горячеву дальневосточная земля. Вокруг тайга, океан, сто километров до первого асфальта. В его ведении  бригада кораблей, военный гарнизон, госпиталь, школы, детские сады,  около трех десятков магазинов, Дом офицеров, два клуба и  многое другое, что не оставляло времени ни для отдыха, ни для покоя.

Конечно, Горячев не был ангелом.  На него жаловались офицеры, их жены – слишком уж чтил он законы совести  и  справедливости,  слишком уважал фамилию своего отца. Юлить, выгадывать не умел. А вот матросы его любили, их он в обиду не давал:  «Люди  они  подневольные, зависимые». Но на сегодняшние разговоры о дедовщине он реагирует неоднозначно.

 - Слабых бьют всегда. Мужчина должен уметь  за себя постоять, должен уметь дать отпор. А страна у нас все больше и  больше становится женской. Вот женщины и  воспитывают сыновей по-своему разумению. Помню, призвали на флот одного ленинградца. Здоровый двухметровый детина, а даже мелюзга норовила ему оплеуху отвесить. Оказывается, он ни чего не умел делать - ни  помыться, ни постирать, ни убрать  за собой. Поживи с таким грязнулей в одном кубрике! Наказываю его «обидчиков», а у самого порой руки чесались.  Его бы на стройку с ломом и лопатой, а мама его после школы лаборантом пристроила. Одного не представляю, как он такими ручищами пробирки мыл!

И  перестройку Горячев не признал, ту, что ему в 1991 году подарили с развалом СССР. Вместе с уничтожением экономики, армии,  флота. Не может он простить  бывшим руководителям страны этого предательства по отношению к своему народу.

 Еще полгода после сокращения соединения Горячев прожил  на берегу Тихого океана. С  выплатой зарплаты, в ожидании очередной должности. Потом взмолился: не могу без работы, не могу без моря. А предложение на то время одно – неспокойная по тем временам Каспийская флотилия и должность  пониже. Махнул рукой, согласился.

Оказался Горячев в Баку, в котором еще звучали отголоски  сумгаитских событий и  по улицам ходили угрюмые бородатые люди с автоматами.  Косятся на моряков, а тронуть  боятся. В силе еще российский флот, в силе! Как вывозились люди, оружие, имущество Горячев рассказывать  не любит, как рвалась душа, когда оставляли  завоеванные еще предками позиции, молчит. Только брови хмурит, только вздыхает. С кровью и болью уходил  российский флот из Баку, из когда-то советской республики.

Вскоре его назначили  заместителем командира бригады, а через три  года по выслуге лет отправили в запас – не нуждалось  то время в профессионалах, в преданных делу моряках, умных и порядочных людях. Горячев накрыл стол, попрощался с друзьями и повесил парадную красавицу-форму в шкаф. С тех пор ни разу ее не одел. Не может.

Окунулся  с головой в гражданскую жизнь, в тяготы и смуту всеобщей растерянности и  развала, в безработицу и безысходность существования.  Хлебнул сполна. Многие ломаются в такой ситуации, начинают жить  воспоминаниями и  топить тоску в бутылке.

Сломаться легче всего. А кто мою семью кормить  будет, кто девчонок на ноги поставит, выучит?  Ведь теперь и  внучки  мои  со мной живут. Тут не до самолюбия.

Скрутил себя моряк в узел и сменил штурвал корабля на руль автомобиля, стал торговый люд из Кизляра  на пятигорский рынок возить. Курортные места приглянулись и ему и жене, со временем перебрались они сюда, в поселок Иноземцево. Нашел работу. Не долго держали Горячева в качестве охранника, грех было не использовать  огромный организаторский опыт и профессиональные знания этого человека. Одно время Владимир Евгеньевич преподавал на курсах гражданской обороны, а  потом получил приглашение от энергетиков, которые понравились ему четкой постановкой дела, дисциплиной и ответственным отношением к делу.

Сегодня Владимир Евгеньевич – заместитель  генерального директора по управлению персоналом и безопасности ОАО «Ставропольэнергосбыт».  От его зоркого взгляда ничего не ускользает, его машина бороздит просторы Ставропольского края, неожиданно появляясь на участках в Зеленокумске, Нефтекумске, Буденновске, Арзгире, Георгиевске.  К нему тянутся люди,  делятся с ним проблемами,  верят в его советы и  поддержку. Знают, что надежно плечо этого проверенного морскими ветрами и  дыханием истории человека. Знают, что у него слова не расходятся с делами, а сердечной доброты хватит на многих хороших и  порядочных людей.

Не знают они одного, что порой снятся ем у на рассвете волны, набегающие на золотистый песок, снятся звезды, падающие в экватор, и на далекой линии горизонта - корабль, белоснежный, красивый, большой. Он был когда-то совсем  рядом, совсем близко, в самом его сердце.

 - Сколько лет прослужил на флоте, а так и не понял, как это железная махина плавает. Но знаю одно: корабль, он живой, он все чувствует и  понимает. И когда остается без людей, то даже самый исправный, самый новенький вскоре тонет...

 

Елена КУДЖЕВА, журналист.

 «Пятигорская правда», № 21-22 от 22.02.05 г.